О происхождении слов «мышьяк» и «arsenicum»
От мужей или от мышей?
Про Агнию Барто, зелёные обои и «Князя Игоря»
«Vivant professores!»
«Oh, those Russians!»
«Ура! Мы побеждены»
Роковая ошибка Наполеона
И металл, и эпоха
Но почему «мышьяк»?
И почему «arsenicum»?
Многочисленные источники утверждают, что латинское слово «arsenicum», которое служит в современной химии для обозначения элементного мышьяка и некоторых его соединений, происходит от древнегреческого слова «ἀρσενικόν» [arsenikon], в свою очередь произошедшего от «αρσενικό» [arseniko] – «мужской». Такой этимологический кульбит разными авторами объясняется по-разному. Одна группа толкователей утверждает, что мышьяк, как бы, «сильный» и, стало быть, «мужеподобный». Но у всех он почему-то «силён» по-разному. Кто-то ссылается на то, что он сильный яд, кто-то считает, что он сильное лекарство, а кто-то видит проявление его силы в качестве легирующей добавки в составе некоторых сплавов. Есть и такие, кто усматривает в слове «ἀρσενικόν» созвучие с арабским زرنيخ [zarnik], обозначающим мышьяковый минерал аурипигмент (вы тоже находите, что эти слова созвучны?). Лично мне оба эти объяснения представляются слишком натянутыми, а потому я попытался отыскать более вразумительное.
Аналогично обстоит дело и с этимологией нашего русского слова «мышьяк». С него, пожалуй, и начнём, а «arsenicum» оставим на десерт.
От мужей или от мышей?
Существует несколько версий его происхождения. Согласно одной из них, отвергаемой большинством исследователей, это слово является русской калькой всё того же «αρσενικό» и изначально звучало приблизительно как «мужьяк». Но в славянской литературе и диалектах слово «мужьяк» ни разу не встречается, а кроме того, не порождает никаких жизненных ассоциаций, которые могли бы способствовать его закреплению в языке.
Другая версия, гораздо более навязчивая и принимаемая почти единодушно, состоит в том, что своё русское название элемент номер 33 получил, якобы, благодаря применению его оксида (так называемого «белого мышьяка») для истребления мышей. При поверхностном взгляде такая трактовка выглядит правдоподобной, но при более глубоком рассмотрении в ней легко обнаружить слабые места.
Про Агнию Барто, зелёные обои и «Князя Игоря»
Но в чем же состоит нестыковка мышьяка с мышиным ядом? Прежде всего, в том, что мышьяк – яд быстродействующий, поэтому грызуны, принявшие его несмертельную дозу, очень быстро догадываются, в чем причина их плохого самочувствия, и в дальнейшем к отравленным приманкам уже не притрагиваются. В результате практическая эффективность мышьяка как родентицида даже в дебюте его применения оказывается очень скромной: по различным данным – от 50 до 80% (а в зернохранилищах и других местах с обилием съестного, надо полагать, и того меньше). И это притом, что в деле дератизации, восьмидесятипроцентная смертность по своей результативности не намного отличается от нулевой. Ведь, оставшиеся в живых очень быстро восполнят потери в своих рядах1, сведя на нет все усилия отравителей. В общем, как скрупулёзно подметила некогда популярная советская поэтесса, «за товарищей погибших пионеры отомстят», а дератизаторы в этой битве будут заранее обречены на поражение.
Чуть выше уже было отмечено, что раскладывать отравленные мышьяком приманки по амбарам и другим сельхозпостройкам тем более бесполезно, так как они просто утонут в изобилии съестного, поэтому мыши их или вообще не заметят, или употребят в явно недостаточных дозах, так, что насмерть отравятся только единицы из числа самых глупых и бесшабашных. Это значит, что соблазн применять быстродействующие яды для борьбы с мышами не мог быть таким же древним, как и само слово «мышьяк», которое, как полагают, в устной речи у русских фигурирует с незапамятных времён, а в письменных источниках встречается, как минимум, с XI века. Идея такого применения мышьяка могла возникнуть, разве что, в пару последних столетий, когда в русских городах появились жилища «чисто-городского» типа – без подворий и с малыми запасами съестных продуктов. Но в России свободный оборот мышьяка был запрещён ещё в 1733 году, и всякий, кто без особого на то дозволения его продавал или приобретал, автоматически становился преступником, а в случае поимки подвергался жесточайшему уголовному наказанию. Уже это одно удерживало большинство не очень мозговитых голов от подобного рода экспериментов. Те же, кто, всё-таки, шёл на нарушение закона, не только не добивались желаемого, но и сильно рисковали как своим здоровьем, так и здоровьем других домочадцев. Дело в том, что отравленные мышьяком приманки могли легко плесневеть, испуская при этом в атмосферу жилища значительные количества арсинов – чрезвычайно летучих и высокотоксичных производных мышьяка. Источником арсинов неизбежно стали бы и разлагающиеся трупы самих грызунов. И если для серьёзных отравлений, согласно историческим сведениям, бывало достаточно даже «неохотно» (из-за присутствия меди) плесневевших обоев, выкрашенных мышьяксодержащими красителями, то угроза отравления газом, выделяющимся из плесневеющих приманок и трупов мышей, могла быть ещё более реальной.
В этой связи показательно письмо А.П.Бородина (да, да - того самого!), написанное им М.А.Балакиреву в ответ на его просьбу прислать мышьяка для истребления у себя дома мышей: «При всем моем желании спасти Вас от съедения мышами мышьяка не посылаю и не советую употреблять, ибо Вы можете перетравиться, и таким образом квартира № 39 в доме Бенардаки останется без жильцов, а музыка без деятеля. На всякий случай я заблаговременно начну писать реквием, ибо в покойниках недостатка не будет... Чтобы Вас не доводить до отчаяния, дам Вам практический совет купить мышеловку». Из этого отрывка следует, что автор «Князя Игоря», а по совместительству выдающийся русский химик, врач и большой знаток мышьяка (сравнительной токсикологии соединений мышьяка была посвящена его докторская диссертация) А.П.Бородин отвергал возможность применения этого яда для истребления мышей.
«Vivant professores!»
Не упоминается о таком применении мышьяка и в доступных из интернета старых литературных источниках, даже весьма основательных. Для примера обратимся к «Энциклопедическому словарю Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона», который, несмотря на свой почтенный возраст, до сих пор остаётся непревзойдённым энциклопедическим изданием на русском языке. В нём имеется обширная статья о мышьяке, значительную часть которой составляют санитарно-гигиенические сведения, касающиеся его хозяйственного использования, притом, в авторстве не кого-нибудь, а самого Ф.Эрисмана (если, конечно, это имя вам о чем-нибудь говорит)2! Так вот: несмотря на массу санитарно-гигиенических и токсикологических подробностей, в этой статье нет ни малейшего намёка на применение мышьяка для истребления мышей или каких-либо иных домашних животных, за исключением, разве что, мух3. И никаких спекуляций вокруг происхождения слова «мышьяк» тоже нет, тогда, как в статьях о хлоре, броме, калии, магнии и многих других химических элементах, происхождение названий которых доподлинно известно, этимологическая тема затрагивается непременно. Эта кажущаяся странность имеет простое объяснение: авторы статьи, каждый из которых был учёным-энциклопедистом, прекрасно осознавали бредоподобность существовавшей уже тогда версии об истреблении мышьяком мышей, и не считали возможным тиражировать её в почтенном издании. В толковых словарях Даля, Ожегова и Ушакова происхождение этого слова также не обсуждается. Не обсуждается оно и в более современных словарях Ефремовой и Кузнецова, во многом унаследовавших академические традиции своих предшественников. Из доступных из интернета дореволюционных изданий только «Этимологический словарь русского языка» А.Г.Преображенского робко предполагает: «М.б., название потому, что мышьяком отравляют мышей».
Но эпоха массовой урбанизации, наступившая в СССР во второй половине XX столетия, сделала своё дело. Советские учёные и писатели стали жить в городских благоустроенных квартирах. И чем больше среди них было тех, кто никогда в жизни не сталкивался с мышами, тем легче они верили в то, что «мышьяк это мышиный яд». Так, уже в «Большой советской энциклопедии», хотя и с осторожностью, но сообщается: «Рус. название, как полагают, произошло от «мышь» (по применению препаратов M. для истребления мышей и крыс)» . И даже в «Химической энциклопедии», которую тоже, отнюдь не профаны писали, говорится, но всё ещё с осторожностью: «возможно, от слова "мышь"; в Древней Руси возникновение такого назв. могло быть связано с применением соединений М. для истребления мышей и крыс». И если мышеистребительная версия смогла пробраться даже в академические издания, то стоит ли удивляться тому, что в великом множестве низкопробных публикаций она уже фигурирует как научный факт! Общая же тенденция такова, что, чем менее академичен источник информации, и чем дальше отстоят его авторы от естествознания, тем эта версия тиражируется безапелляционнее.
«Oh, those Russians!»
Но как же на самом деле защищались от мышей древние славянорусы? На сей счёт сохранились лишь косвенные свидетельства. Европейцы, посещавшие дохристианскую Русь, писали о ней как о стране всеобщей грамотности, высокой культуры быта и личной гигиены4.
Сохранились упоминания и о том, что славянорусы не хранили в своих домах ничего съестного и не принимали в них никакой пищи. Для этих целей каждая семья имела отдельно стоящую добротную постройку, внутри которой не было ничего, кроме стола, лавок и, вероятно (хотя, об этом и не упоминается), очага для приготовления пищи. Вся готовая пища выставлялась на стол и обновлялась по мере её поедания или очерствения. Завтраков, обедов и ужинов как таковых не было. Каждый ел независимо от остальных – тогда, когда хотел и когда располагал для этого временем. В общем, древнерусская семейная столовая представляла собой нечто вроде круглосуточного «шведского стола». Причём, в ней не было ни одного укромного уголка, где бы смогла поселиться мышь, даже если бы ей каким-то чудом удалось туда пробраться. В паранойяльных же случаях, в дело (как это практикуется в деревнях и поныне) могли пойти развески из пучков мяты, бузины, чернокорня и других растений, отпугивающих мышей своим запахом. Несомненно, такое устройство быта благоприятно сказывалось и на жилом секторе: в жилых постройках, начисто лишённых пищевых запасов, кормовая база мышей была скудна, что серьёзно препятствовало их массовому размножению. А с теми немногими, что селились в человеческом жилище ради тепла, вполне управлялись и кошки.
Не менее тщательно, чем места приёма пищи, защищались от грызунов и хранилища съестных припасов. Так, сооружение древнерусского амбара всегда начиналось с возведения «глухого» сруба, все брёвна которого тщательно пропитывались дёгтем, а стыки проконопачивались, и замазывались смолой, подобно тому, как и поныне обрабатываются корпуса деревянных судов. Затем сруб доверху наполняли водой. И только убедившись в его прочности и полной герметичности, воду сливали, а в стене прорубали дверной проём, к которому тщательно (без зазоров) подгоняли дверь. Нет сомнения в том, что эти меры были направлены не только на создание в хранилищах соответствующего микроклимата, но и на воспрепятствование проникновению в них мышей и крыс: герметичный, тщательно просмолённый амбар с надёжной крышей и продуманной системой вентиляции не только не привлекал грызунов запахом съестного, но и чисто физически был для них неприступным бастионом (если только мыши не попадали туда вместе с зерном, что, надо полагать, тоже каким-то образом предотвращалось).
Но если мышьяк для борьбы с мышами был не нужен и даже бесполезен, откуда же в основе этого слова взялась мышь? Видимо, для того, чтобы найти ответ на этот вопрос, придётся отказаться от навязчивого стереотипа, согласно которому мышьяк это яд и только яд.
«Ура! Мы побеждены»
Следует заметить, что местные названия мышьяка ассоциируется с мышами в основном у славян и тех народов, которые в разные периоды древней истории могли иметь с ними продолжительные экономические и/или военно-политические контакты. Так, «мышиный» след в названии этого элемента можно обнаружить в некоторых кавказских, среднеазиатских и восточноевропейских языках. Впрочем, в виде архаизмов он прослеживается даже в немецком и английском, что, как будет показано ниже, тоже вполне объяснимо.
Конвенциональная история (особенно, древняя) – вещь, конечно, непредсказуемая и в значительной степени высосанная из пальцев средневековых европейских сочинителей, выдававших свои фантазии за свидетельства древних5, а потому гипотеза о том, что слово «мышьяк» и все его этнические кальки имеют общее славянорусское происхождение, была бы слишком смелой, если бы не подкреплялась и чисто научными фактами. Дело в том, что за пределами Русской равнины «мышиная» калька распространена не просто среди народов, проживающих на территориях, в разные времена входивших в «зону жизненных интересов» славянорусов, а именно среди тех, в чьих жилах течёт немало русской крови, что можно установить по высокому содержанию в их генофонде так называемой «русской» или «арийской» Y-хромосомной гаплогруппы R1a, которая передаётся из поколения в поколение исключительно по мужской линии6.
Причиной высокой концентрации гаплогруппы R1a в этих регионах могло стать однократное или периодическое массовое уничтожение туземного мужского населения славянорусами в результате боевых действий (с соответствующей пикантной компенсацией причинённого ущерба со стороны испытывавших угрызения совести завоевателей), а также длительное присутствие на занятых территориях крупных воинских контингентов, состоявших из арийских мужчин, которые, надо полагать, не обходили местных женщин своим вниманием7. Насколько мирным или же насильственным было распространение русских генов, можно только гадать. Ведь статные, голубоглазые, да к тому же, занимающие в сравнении с аборигенами более высокое социальное положение завоеватели и безо всякого насилия могли составлять серьёзную конкуренцию местным мужчинам, соблазняя туземок или даже вступая с ними в полноценные браки8. Подобным образом вследствие вероятного доарийского (ямная культура - ок. VII-VI тысячелетия до н.э.), собственно арийского (ок. III-II тысячелетия до н.э.) и гуннского (IV-V века н.э.) вторжений на земле могли появиться западные славяне, а также киргизы, алтайцы и многие другие народы, часто внешне мало похожие на славян, но имеющие в своем генофонде высокую концентрацию генов, относящихся к гаплогруппе R1a и до сих пор, хотя, и не часто, рождающие светловолосых и голубоглазых детей.
Вероятно, в разных местах и в разное время преобладали разные сценарии генетической экспансии, но для дальнейшего изложения это не важно, а важен сам факт, что эта экспансия была, и удивительным образом коснулась именно тех народов, в чьих языках слово «мышьяк» ассоциируется с мышами.
Роковая ошибка Наполеона
Представим себе такую картину. Второе-третье тысячелетия до нашей эры (если не ещё раньше). Славянорусские «орды» разбросаны на огромной территории на удалении до нескольких тысяч километров от метрополии. При таких обстоятельствах едва ли представлялось возможным организовать их централизованное материальное снабжение. А любая армия, даже доисторическая, особенно, участвующая в боевых действиях, нуждается в огромном количестве самых разнообразных материальных ресурсов. И если продовольствие, фураж или материалы для пошива одежды ещё можно было как-то раздобыть (отнять, купить) у местного населения, то с металлом дело обстояло гораздо хуже. Ведь его требовалось очень много. Причём, не какого-нибудь, а высококачественного, пригодного для изготовления и ремонта доспехов, оружия, конской упряжи, колёсных осей и т.п., без чего было бы немыслимо достичь решающего превосходства над противником. В метрополии необходимые производственные ресурсы, конечно, имелись, но у туземцев, которых ещё не коснулся доисторический технический прогресс, металла или вообще не было, или же он был в огромном дефиците. С другой стороны, доставлять металл за тысячи километров от места производства в таком объёме было бы делом слишком дорогим, долгим и опасным, а запастись его необходимым количеством на годы вперёд перед началом экспедиции, значит серьёзно утяжелить и на многие километры растянуть обоз, то есть, резко снизить мобильность и боеспособность армии в походном строю.
Наглядный пример подобного просчёта явил собой поход французского императора Наполеона Бонапарта на Москву летом-осенью 1812 года. Не имея возможности обеспечить на марше безопасность своего непомерно растянувшегося обоза и тыловых поставок, «непобедимая армия» оказалась настолько уязвимой, что Наполеон в отчаянии даже посылал к Кутузову одного из своих генералов с жалобой на «бесчинства» местного населения, которое своими внезапными набегами непрерывно грабило эту процессию, попутно убивая её участников, если те не успевали спастись бегством. Ещё более трагичным было отступление этой армии, которая почти сразу же после выхода из Москвы в результате неожиданного рейда русской конницы лишилась значительной части своего обоза и весь путь до границы проделала впроголодь, неся колоссальные небоевые потери.
Однако исторический урок, как водится, грядущим поколениям в прок не пошёл, и ровно через 129 лет на те же самые грабли наступил Адольф Гитлер. Но если Наполеона извиняет хотя бы то, что он в некоторм смысле был первооткрывателем русского военно-географического фактора, а кроме того, совершил этот поход вынужденно - под давлением военных и политических обстоятельств, то Гитлеру, несомненно знавшему о печальном опыте своего предшественника и напавшему на СССР по собственной инициативе (притом, из самых низменных побуждений) история едва ли когда-нибуь найдёт оправдание.
В общем, древним славянорусским завоевателям, всё дальше и дальше удалявшимся от своей метрополии, всё необходимое надо было как-то добывать на месте. И если вновь вернуться к феномену географического совпадения ареалов распространения мужских русских генов и «мышиных» названий 33-го элемента, то можно подметить ещё одну взаимосвязь: все эти регионы богаты рудными полезными ископаемыми, что лишний раз свидетельствует о том, что славянорусские войска, находившиеся на значительном удалении от тыла, критически зависели от наличия на территориях, через которые пролегали их пути, сырья для металлургического производства. Не удивительно, что именно такие места со временем превращались в процветающие арийские государства и опорные пункты для дальнейшей экспансии.
И металл, и эпоха
Но какой именно металл мог использоваться древними славянорусами для изготовления и ремонта вооружений, транспортных средств и других надобностей? Должно полагать, это был какой-то особеный металл, которого не было у покоряемых народов. Ведь победы завоевателям давались явно не числом, а уменьем. В том числе, и уменьем изготавливать оружие. А эффективность холодного оружия, как известно, почти полностью зависит от качества используемого для его производства металла. У кого он лучше, тот и сильнее.
Чисто теоретически уровень металлургического производства, достигнутый на Урале во втором - третьем тысячелетиях до нашей эры (если не гораздо раньше), вполне позволял организовать там выплавку и обработку чёрных металлов, в том числе, чугуна и стали. Но даже если железо и было в распоряжении русских экспедиционных сил, его количества наверняка не хватало для удовлетворения всех нужд9, а значит, его дефицит нужно было восполнять чем-то более доступным, то есть, более простым в производстве и обработке. Чем? Так как ассортимент металлов и сплавов в те времена был не богат, ответить на этот вопрос совсем не трудно: таким материалом была бронза. И, как единодушно утверждают археологи, именно бронза стала основным технологическим металлом развитых цивилизаций той эпохи, а сама эта эпоха, длившаяся несколько тысячелетий, теперь по праву называется эпохой бронзы. Причём, если судить по географии распространения гаплогрупп семейства R1, все или почти все «технократические цивилизации» бронзового века были, если и не основаны, то, как минимум, очень тесно связаны с древними ариями или их атлантическими родственниками (см. ниже) 10.
Так что же представляла собой древняя бронза? А была она (в большинстве случаев) ничем иным как сплавом меди с тем самым элементом номер 33, весовая доля которого в её лучших сортах составляла около 7%11.
Для производства этого стратегически значимого сплава древние металлурги использовали медные и мышьяковые или же, смешанные медномышьяковые руды. Попутно из них извлекались часто сопутствующие им золото и серебро, которые во все времена служили универсальными мировыми валютами и могли быть использованы в качестве платёжных средств для закупки у местного населения продовольствия, фуража, кож и мануфактуры. Таким образом, металлургия обеспечивала древнерусских «конкистадоров» не только металлом, но и всем остальным, что было им необходимо для жизни.
Но почему «мышьяк»?
Из вышесказанного можно заключить, что туземцев, не знакомых с металлургией, мышьяк практически не интересовал, тогда как, у народов умевших выплавлять бронзу, отношение к нему было совершенно иным. Они его хорошо знали, а иногда (когда основная руда была им бедна) даже специально добывали для металлургических нужд, как это имело место, например, на Кавказе (так называемая Майкопская культура).
В том виде, в каком мы знаем химию сейчас, древние металлурги её, конечно, не знавали. Но и они прекрасно понимали, что «мышьяков» существует несколько видов. Так, издревле был хорошо известен «белый мышьяк» – продукт обжига мышьяковистых руд, уносившийся из горна вместе с рудничным дымом и частично оседавший на более холодных поверхностях печной кладки. Но если существовал «белый мышьяк», то должны были существовать и какие-то другие «мышьяки», а быть может, и «просто мышьяк» - иначе, какой смысл в уточнении его цвета! Сейчас мы называем «просто мышьяком» химический элемент с символом «As» и соответствующее ему простое вещество, тогда как его соединения носят названия, общепринятые в химической номенклатуре: «оксид мышьяка», «сульфид мышьяка», «мышьяковая кислота» и т.п. И хотя древним металлуграм элементный мышьяк наверняка был известен12, он едва ли мог удостоиться чести именоваться «просто мышьяком». Зато такой чести мог удостоиться теннантит (Cu12As4S13) и близкородственные с ним минералы, относящиеся к категории так называемых блёклых мышьяковистых руд. Блёклыми эти руды были названы за свой характерный облик. Все они имеют разной интенсивности серый цвет с характерным тусклым блеском, очень напоминающим окрас мышиной шкурки13. Но этим образное сходство блёклых мышьяковистых руд с мышами, отнюдь, не ограничивается! Дело в том, что эти минералы, будучи брошенными на тлеющие угли, а порой, и при обычном их раскалывании молотком, издают характерный неприятный запах, который в минераловедческой литературе приято назвать «чесночным», тогда, как в действительности на запах чеснока он похож мало14, зато весьма отчётливо ощущается его сходство с запахом мышиных экскрементов. Сочетание столь характерных «мышиных» свойств в одном минерале просто не могло не вызвать у древних металлургов соответствующих ассоциаций, а значит, название «мышьяк» подходило ему как нельзя лучше.
Весьма вероятно, что первую мышьяковистую бронзу выплавили именно из теннантита, так как в своём составе он одновременно содержит и медь (ок. 50%), и мышьяк (ок. 20%), то есть, является, как бы, естественной «бронзовой рудой» с очень высоким содержанием целевых компонентов15. Случайно получив из теннантита мышьяковую бронзу и оценив её достоинства, древние металлурги стали затем искать его целенаправленно, ориентируясь при этом на его облик и характерную способность издавать при соприкосновении с раскалёнными угольями соответствующий запах. Но так как теннантит даже на Урале минерал довольно редкий, ему, конечно же, пытались найти более доступную замену. При этом не могло остаться не замеченным то, что бронза получается далеко не из всех минералов, обладающих означенными свойствами. Однако многие из них при смешении с обычными медными рудами образуют шихту, вполне пригодную для этих целей. Это обстоятельство позволило значительно расширить сырьевую базу для получения мышьяковой бронзы и уяснить необходимость особых (в нашем нынешнем понимании – мышьяксодержащих) минералов для её производства, а значит, выделить их в особую группу и одновременно придать термину «мышьяк» расширенное толкование, распространив его на такие минералы как реальгар («красный мышьяк»), аурипигмент («жёлтый мышьяк»), и арсенопирит («?»), а заодно, и на широко известный продукт их обжига («белый мышьяк»). В общем, нет ничего удивительного в том, что эта группа минералов заполучила на Руси такое название. Туземцы же, не знакомые с металлургией, о «мышьяке» (вернее, о «мышьяках») впервые могли узнать именно от славянорусов, которые наверняка эксплуатировали оных в качестве неквалифицированной рабочей силы на своих рудниках16.
Так какие же ассоциации должны были возникнуть в головах с трудом понимающих по-русски туземцев, когда уральский рудознавец пытался им объяснить, что такое «мышьяк» и каковы его свойства (особенно, в тех местностях, где источником тридцать третьего элемента для выплавки бронзы был не серый, как мышь теннантит или арсенопирит, а ярко-жёлтый аурипигмент или рубиново-красный реальгар, совсем не похожий на это животное)? Да те же самые, что и у современных российских туземцев – обитателей каменных джунглей: это нечто ядовитое и каким-то образом связанное с мышами. Согласитесь, что при столь «глубоком» проникновении с суть предмета, формула «мышьяк» = «мышь» + «яд» = «мышиный яд» напрашивается, как бы, сама собой! Не потому ли русский «мышьяк» засиял во туземных «языцех» всеми мышиными красками, а кое-где – даже с ядовитым отливом – вплоть до «мышебоя» и «мышиной смерти» (при буквальном переводе на русскую мову)!
Наблюдательный читатель может мне возразить: если «мышиные» кальки повсеместно возникли вследствие привнесения в туземные языки славянорусской горно-металлургической терминологии, то почему же подобная калька не закрепилась на Апенинах, где в этой производственной сфере безраздельно господствовали родственные ариям этруски (самоназвание – расены)17? Но этот парадокс всего лишь кажущийся. Ведь, этрусская бронза не была мышьяковой. Для её выделки вместо мышьяка использовались олово и свинец, которые на их (этрусское) счастье добывались там же, а кроме того, могли импортироваться с Пиренейского полуострова и из юго-западной Англии (современный Корнуолл), где мышиная калька, таки, прижилась, хотя, со временем и была вытеснена конкурирующим с ней греко-латинизмом. В общем, для этрусской металлургии мышьяк был малоактуален, и не было нужды объяснять аборигенам, что это такое. В результате русское слово «горнило» (ит. «fornello») в местном языке сохранилось, а слово «мышьяк» – нет.
Таким образом, изначально на Руси «мышьяками» могли называться блёклые мышьяковые и другие мышьяксодержащие руды, имеющие соответствующий облик18 и характерный «мышиный» запах, который ощущется при их соответствующей обработке. Затем к их числу добавились и другие пригодные для выплавки бронзы мышьяксодержащие руды, даже не имеющие «мышиного» облика (аурипигмент, реальгар), а также мышьяксодержащие продукты их обжига или возгонки (оксид мышьяка, элементный мышьяк). Увязка же мышьяка с его токсичностью, естественным образом трансформировавшаяся в «мышиный яд», могла возникнуть и закрепиться только в языках плохо знающих его свойства туземцев, некогда приобщённых к металлургии древними славянорусами. Впоследствии же, этот этимологический нонсенс стал едва ли не единственным аргументом в пользу «мышеистребительной» версии происхождения этого слова, которая, несмотря на свою явную абсурдность, в настоящий момент является доминирующей.
И почему «arsenicum»?
К сожалению, предложенная здесь версия происхождения слова «мышьяк» потребовала довольно пространного обоснования, и чтобы больше не утомлять читателя, я постараюсь сэкономить на «arsenicum’е». Тем более, что, как мне представляется, в вопросе его этимологии всё очень прозрачно. Это всего лишь результат простого слияния двух древнегреческих слов – «ᾰρ» [ar] (другой вариант – «ἀρά» [ara]) и «ξενικό» [kseniko]. Первое слово имеет значение «погибель», «несчастье» или «беда» – в общем, нечто весьма гадкое и вредоносное; а второе – «иностранный» или «чужеземный». Таким образом, первичным обозначением мышьяка у древних греков могло быть словосочетание «ᾰρ ξενικό» [ar ksenico], которое буквально означало нечто вроде «чужеземная гадость» или «импортная погибель» – без каких-либо гендерных намёков или иных заумных ассоциаций. Со временем это словосочетание могло претерпеть слияние и стать существительным (например, «αρξενικόν» [arksenikon]), обозначавшим уже не какую-то абстрактную иностранную отраву, а исключительно мышьяк, после чего запустились совершенно заурядные словообразовательные механизмы, и словечко обрело свою окончательную форму. У греков оно было заимствовано римлянами, а с ними широко распространилось в латинозависимом мире.
В свете вышеизложенного, полная эволюция слова «arsenicum» должна выглядеть примерно так:
ᾰρ («погибель» или «гадость») + ξενικό («чужеземный»)
↓
ᾰρ ξενικό («чужеземная погибель»)
↓
αρξενικόν («иносмерть» → «мышьяк»)
↓
αρσενικόν («мышьяк»)
↓
arsenicum («мышьяк» - лат.) .
Очевидно, древним грекам, чтобы назвать мышьяк «погибелью» или «гадостью» особой мотивации не требовалось: вне всякого сомнения, их не очень искусные в своём ремесле металлурги при попытках самостоятельно варить мышьяковую бронзу травились часто, дружно и основательно – симптомы хронического отравления мышьяком присущи даже их металлургическому богу Гефесту, если, конечно, такой его образ – не позднейшая (средневековая) подделка! Кроме того, аурипигмент и другие горючие мышьяксодержащие материалы, вернее, продукты их сгорания, могли применяться против греков в качестве химического оружия в их войнах с хеттами, персами и другими азиатскими народами. А потому дурная репутация мышьяка у них могла основываться не только на бытовом или производственном, но и на военном опыте.
Что же касается его «иноземности», то, если верить археологам, мышьяк (точнее, аурипигмент) в Грецию действительно импортировался; в основном, из тогда ещё арийской Сирии с её хорошо развитой горнодобывающей промышленностью. Так что, вроде бы, всё сходится.
В.Д., Москва, 29.01.2014
1 Если бы все мышата одного помёта выживали и успевали размножиться, то уже через год общая масса потомства, происходящего от одной самки, легко могла бы достичь величины в несколько тонн; таким образом, реальными факторами сдерживания численности мышиной популяции являются пищевые ресурсы и жизненные пространства, тогда, как применение мышьяка и других быстродействующих пероральных ядов не способно оказать на неё существенного влияния.
2 Впрочем, и у «химической» части этой статьи имеется не меньше оснований гордиться своими авторами: быть может, «благодарные» потомки в основной своей массе и не ведают, кто такой С.П.Вуколов, и чем они ему обязаны, но уж Д.И.Менделеева-то должны помнить, хотя бы, со школы.
3 Следует заметить, что «мушьячная» версия (рассматривалась и такая!) ничем не правдоподобнее «мужьячной»: подобно «мужьяку» «мушьяк» также не фигурирует ни в каких известных историкам литературных источниках. Что же касается борьбы с мухами, то для этой цели традиционно служила гораздо более доступная и экологичная отрава - гриб мухомор, что, собственно, и отразилось в его названии.
4 Тогда, как Европа начала более или менее регулярно мыться и перестала выплёскивать содержимое своих ночных горшков из окон на улицу только в XVIII-XIX веках, бани на Руси существовали, как минимум, уже во времена Андрея Первозванного, а при раскопках древнего уральского города Аркаима (бронзовый век: не позднее II-III тысячелетия до н.э.) в нём были обнаружены полноценные туалеты – с водяным смывом и канализацией.
5 Ни одной древнегреческой рукописи до нашего времени не дошло, и нет никаких оснований полагать, что они (как и их знаменитые авторы) вообще когда-либо существовали. Напротив! Многие из этих сочинений имеют явные признаки подлога, а ведь именно на них в значительной степени опирается современная история. Более того! Эти сомнительные сочинения имеют явный приоритет перед объективной информацией, поступающей от археологов, которая с «поправкой» на них либо «творчески переосмысливается», либо просто замалчивается.
6 В настоящее время весьма популярна и достаточно обоснована версия, согласно которой распространение «арийского гена» по планете началось в III-II тысячелетиях до н.э. с территории Южного Урала, где в те времена, судя по археологическим данным, существовала высокоразвитая цивилизация, ныне фигурирующая в исторической литературе под названием «Страна городов». Но скорее всего, первые волны этого распространения, первоначально накрывшие Русскую равнину, Западную Сибирь, Крым, Кавказ и часть Малой Азии, возникли ещё в IV-III тысячелетиях до н.э., если и того не раньше. То есть, собственно арийская экспансия, охватившая почти всю Евразию, была хоть и самой грандиозной, но уже не первой. Вследствие этих масштабных вторжений в некоторых «нерусских» местностях Средней Азии и Ближнего Востока доля носителей генов гаплогруппы R1a и поныне сохраняется на уровне, сопоставимом с таковым среди современного населения Русской равнины. Значительное число носителей этих генов проживает и в Индии, причём, чем выше варна, к которой они относятся, тем выше в ней доля носителей гаплогруппы R1a.
7 То, что речь в данном случае идёт не о простом смешении народов, а именно об экспедиционном и/или оккупационном присутствии славянорусов на этих территориях, подтверждается практически полным отсутствием у этих этносов русских митохондриальных (т.е. чисто женских) генов, которые за пределами Русской равнины вообще распространены мало. Иными словами, русские женщины в процессах экстерриториального распространения русских генов не участвовали и, по-видимому, при сём даже не присутствовали.
8 Не от этих ли драматических событий берут своё начало такие восточные традиции как многожёнство, запрет для женщин на выход из дома без мужского сопровождения и ношение ими чадры?
9 Острая нехватка высококачественного железа ощущалась в мире вплоть до рубежа XVIII-XIX веков.
10 Это подтверждается и тем, что все обнаруженные на их территориях металлургические артефакты того времени – независимо от того, в каком регионе Евразии они находятся – очень похожи как друг на друга, так и на те, что найдены при раскопках на Южном Урале и датируются III-II тысячелетиями до н.э. Сейчас в этом регионе обнаружено уже более двадцати «городов», принадлежавших высокоразвитой древней культуре. И, надо полагать, это только начало, так как для расширения поисков и даже для раскопок того, что уже найдено, археологам просто не достаёт сил. Так, практически не изученной остаётся наиболее перспективная в металлургическом аспекте горная часть этой территории, где имеется совершенно уникальное стечение геолого-минералогических, ландшафтных, климатических и биосферных факторов, крайне благоприятствующее развитию как цветной, так и чёрной металлургии. Но и из того, что к настоящему времени удалось обнаружить на равнинной части, можно сделать вывод, что уже со II-III тысячелетий до н.э. (если не значительно раньше) добыча руд и выплавка металлов на Южном Урале приобрели поистине индустриальные масштабы.
11 Бронзы с более высоким и пониженным содержанием мышьяка для изготовления оружия и ответственных деталей были не пригодны, но находили применение в ювелирном деле, производстве зеркал и других предметов обихода. Древним металлургам были также известны и ставшие в наше время «классическими» оловянные и свинцово-оловянные бронзы, имевшие примерно такую же прочность, как и мышьяковая. Но добывались они из гораздо более дефицитного сырья, и потому первоначально были не очень распространены. Позднейшее вытеснение мышьяковой бронзы другими видами, как полагают, произошло по причине трудности её утилизации: перековка и переплавка мышьяковой бронзы приводили к значительным потерям мышьяка, который при «кузнечных» температурах просто испарялся и выгорал, а обеднённый им сплав уже не обладал необходимыми свойствами. При этом восполнить потери мышьяка в условиях обычной кузни было практически невозможно. В результате ответственные изделия (колёсные оси, лемеха, оружие, доспехи), изготовленные из мышьяковой бронзы в случае поломки терялись безвозвратно и после перековки годились, разве что, на выделку посуды и доисторической бижутерии.
Дополнительным фактором, повлиявшим на постепенный отказ от мышьяковых бронз могла стать и чрезвычайная вредность их производства, негативно отражавшаяся на здоровье рудокопов, металлургов и кузнецов.
12 Околохимические источники утверждают, что элементный мышьяк впервые был получен лишь в XIII веке, но этого просто не может быть, так как, во-первых, он, хоть и изредка, но, всё-таки, встречается в самородном виде, а во-вторых, древние металлурги просто не могли его не получить, так как часто нагревали в закрытых тиглях разнообразные минералы, в том числе, сульфидно-мышьяковые руды. И характерный темно-серый сублимат, оседавший на тигельных крышках, просто не мог не привлечь их внимания.
13 Любопытно, что в некоторых областях России «мышьяком» до революции называли растение Viccia cracca, более известное сейчас как мышиный горошек, спелые стручки которого своим цветом и тусклым жирноватым блеском также напоминают мышиную шкурку.
14 Имеется, впрочем, некоторое сходство с запахом сухой чесночной гнили, часто поражающей повреждённые или неправильно хранящиеся чесночные «головки».
15 В теннантите мышьяка содержится гораздо больше, чем необходимо для получения бронзы. Но в процессе обжига руды и выплавки металла его основная часть улетучивается, в результате чего, в готовом продукте его остаётся лишь несколько процентов, а это именно то количество, которое необходимо для получения наиболее прочного сплава.
16 В отличие от плавилен и кузниц, работа на рудниках не требовала высокой квалификации, и с ней после небольшого ликбеза вполне могли справиться даже туземцы.
17 Этруски, как и хетты, скорее всего, не были «истинными арийцами», а по большей части являлись потомками атлантов – представителями близкородственной ариям атлантической цивилизации, примерно в то же время или несколько раньше господствовавшей в западной Европе, северной Африке, а фрагментарно (прибрежными колониями) – в западной Африке и восточном Средиземноморье – вплоть до черноморского побережья Малой Азии, о чем свидетельствует современный ареал распространения другой (весьма загадочной по мнению генетиков) гаплогруппы R1b, отпочковавшейся совместно с гаплогруппой R1a от общего предка (протогруппы R1) около 20-30 тысяч лет назад. Возможно, протогруппа R1 зародилась в Арктиде (Гиперборее), а после её гибели двумя потоками «сползла» в более южные широты, сформировав на востоке арийскую «Страну городов», где мутировала в гаплогруппу R1a, а на западе – Атлантиду, где мутировала в R1b.
Первоначально закрепившись на небольших, но богатых рудами островах Тосканского (Этрусканского) архипелага, этруски очень быстро распространили свой контроль на северо-западную часть Апенинского полуострова, а также, по-видимому, на Аквитанию и современную Каталонию, которые, возможно, были перевалочными пунктами, связывающими Средиземное море с океаническим побережьем Европы и Англией, что значительно сокращало путь от них до Этрурии и других металлургических центров Средиземноморья. Именно этруски, а вовсе не мифический и вряд ли вообще когда-нибудь существовавший Ромул, основали Рим (младенцы к знаменитой римской волчице были «приделаны» уже в позднем средневековье). Именно они ассимилировали местные народы и в прямом смысле слова взрастили Римское государство со всеми его атрибутами: демократией, водопроводом, банями, гладиаторскими боями и прочим.
Несмотря на то, что в период своего наивысшего расцвета, продолжавшегося на протяжении VI - V веков до н.э. Этрурия производила по несколько тысяч тонн железа в год, в ней никогда не прекращалась добыча меди и выплавка бронзы, а также попутная добыча золота, серебра, свинца и олова.
18 Месторождения яркоокрашенных мышьяковых руд, таких как аурипигмент или реальгар для Южного Урала не типичны.
© Примечание: При заимствовании материалов, составляющих страницу, просим ссылаться на первоисточник: http://www.filix.ru.
Страница создана 29.01.2014. Последнее существенное изменение страницы: 29.01.2014.